завершено

проды - в комментах.
запихано под море, а то такая простыня...
читать дальше Поначалу было темно и тихо. Но больно. Везде больно. Он выплывал из темноты и тишины в боль и тяжелый, режущий глаза свет, потом вновь погружался обратно.
Во тьму.
Когда Ирб-оружейник принес на руках избитое бездыханное тело к лекарю, мастеру Инневаре, сомнений ни у кого не возникло - зря оружейник тащил это сюда. Такого уже можно сразу в храмовую богадельню, где заботились о погребении покойников, оставшихся неизвестными либо известными, но уж совсем безденежными. Ведь приличных людей даже мертвыми по улицам не таскают в столь непотребном виде. Однако тот, кто принес тело, нищебродом не выглядел, помешанным - да, но не нищим.
Почему помешанным? Он так настойчиво требовал помочь мальчишке, хотя, судя по всему, помогать там было уже некому. В ответ на уговоры и резоны оружейник не унимался: то хватался за висящий у бедра внушительный тесак, то выгребал из кошелька деньги и обещал принести еще, оставив в залог тяжелую золотую цепь. Да ему и в долг бы поверили - Ирба тут знали именно как мужика солидного, который никому ни за что не должен, платит сразу и без напоминаний.
Но этот человек уже умирает. Так чистосердечно сказал мастер Инневаре, выставив из комнаты всех, кроме Ирба с его ношей.
- Но не умер же еще! - заорал оружейник. - Ну сделайте что-нибудь, ради всех богов, я… он… таких, как он, просто нет больше, что ж теперь делать…
Фраза прозвучала беспомощно и на первый взгляд бессмысленно, просто вопль отчаявшегося, но Инневаре неожиданно для себя внимательнее присмотрелся к осунувшемуся неподвижному лицу.
- Погодите, мастер, - сказал он, - почему вы не сказали, что в э-э-э… пациенте течет кровь вампиров? Это может иметь значение. Давно он… в таком состоянии? Час? Больше? Отвечайте!!
Ирб тряхнул головой и ошалело посмотрел на лекаря.
- Д-думаю, меньше, - промямлил он. - Иначе бы это раньше заметили. А что?..
- Говорите, есть деньги, мастер? Это хорошо, - Инневаре уже открывал ларь, в который давно не заглядывал, - если я возьмусь его лечить, это будет очень дорого. Лечить будем вампира, а если он выживет, то выживет и человек.
Он, впрочем, уже сам хотел, чтобы мальчишка оказался хоть немного живым - интереснейший был бы случай, уникальный в его практике. Инневаре любил свое дело, хоть и не слишком любил хворых и убогих. Просто его с юности увлекало чудо исцеления - срастающиеся кости, обретающие румянец лица, освобожденное дыхание. Ну и отчасти привлекали - а кого ж это не привлекает - искренние похвалы его лекарскому искусству, а также оплата.
Коллеги посмеивались, узнав, что он держит в запасе средства, рассчитанные на лечение нелюдей… Но Инневаре все же приобрел некоторую толику этого зелья, польстившись на возможность однажды оказать помощь одному из вампиров, также как и держал в своих запасах немного эликсиров для Дивного народа и снадобье для раненых истинным серебром оборотней. До сих пор к его услугам прибегали почти одни только люди, но вдруг, однажды?.. Глупо будет оказаться не во всеоружии. Вот и настал час.
Невинное профессиональное самолюбие лекаря получило наконец-то осязаемую почву - парень все же каким-то чудом еще не умер, хотя рана в области сердца, казалось, не оставляла ему никаких шансов, так что даже множественные повреждения от побоев выглядели мелкой неприятностью.
«Кому понадобилось бить полутруп? Или сперва забили, потом закололи?» Но на размышления времени не было.
- Мастер, для лечения нужна свежая кровь. Надо немедленно найти крупное животное, предпочтительно здоровое, хотя бы свинью…
- А много крови нужно? Может, моя подойдет?
- Да, пожалуй, так даже лучше, - солидно кивнул Инневаре, - если вы готовы на такую манипуляцию. Нужно немного, но денек после этого вам придется отдохнуть.
И он уверенной рукой отмерил в мензурку невзрачный липкий порошок, растворявшийся лишь в живой теплой крови.
Темнота отступала все чаще, боль - напротив, прижилась и стала частью существования. Но появились и малые радости: прохлада питья на языке, порыв сквозняка, несущего смесь запахов. Потом возникла новая боль, тупая, но жгучая, перемежавшаяся тошной мутью и жаром. А еще возникли мысли.
«Я - Джиллеас. Я не умер. Я хочу пить».
- Пить…
- Очнулся! Джил… сейчас… вот, пей, пей, мой хороший… - голос как будто знакомый, но чей?
Рука, осторожно приподнимающая голову, гладкий край чашки у губ, прохладное кисловатое питье… Несколько глотков, приносящих чистое наслаждение, и снова темнота.
@темы:
недописки,
а тут мои монстры))
Дай парню время оплакать потерю, а потом в охапку и подальше куда-нибудь, но вместе!!!!
Его беда?
Жаль себя стало, больно и стыдно?
Кипреано застыл, уставившись ничего не видящими глазами куда-то в темный угол комнаты. Так что, и остаться невмоготу, и уехать – подлость? Ладно, несколько дней он себя в руках удержит, сейчас это и труда-то не составит. Убедится, что Джилу точно не грозят неприятности и уедет. Все равно надо подлечиться. Ты только гость, Кипреано, незваный и нежеланный, потому, что в доме беда.
С тем он снова и уснул.
А утром Джиллеас сразу после завтрака засобирался по неотложным делам. Объяснил (хотя вправе был уйти и без объяснений), необходимо, мол, что-то решить с заказами и долгами, да и навестить одного человека. Друга. Переговорить. Уже одеваясь теплее перед выходом наскоро сообщил, что попросит нэнну зайти осмотреть больного гостя, что у серого жеребца на задней правой подкова едва держится и придется к кузнецу сводить, извинился, что оставляет в одиночестве, и убежал.
Нехорошо он выглядел – осунулся еще сильнее, вроде бы даже потемнел лицом и потускнел глазами. Нагастиаль глядя ему вслед скривился от необъяснимо возникшего раздражения на все разом, начиная от себя самого и заканчивая исключительно неудачными шутками судьбы, которая поочередно давала ему то рассудок, то удачу.
Утомившись бесполезно отлеживать бока, он прошелся по крошечному домишке, не решившись только зайти в большую спальню в отсутствие хозяина. И ночью-то зачем заглянул – непонятно. Не иначе, ушибленная голова дурную службу сослужила.
Обстановка в домике оказалась совсем скромной. Узкие оконца затянуты сероватой, но прозрачной слюдой – она здесь дешева, даже в бедняцком жилье ставят. На простеньких плетеных креслицах накинуты роскошные качкурьи шкуры. В Коронных землях это показалось бы расточительством, а здесь доступно каждому, кроме распоследнего нищего калеки, да и тому соседи старую отдадут после очередной охоты. Серебряная и бронзовая посуда, украшенная чеканными узорами, стоит вперемежку с простецкими творениями местных гончаров. Впрочем, и того и другого немного, сразу видно, понятие о домашнем уюте у хозяев самое непритязательное. Или не до того было.
И так повсюду – смесь дешевого и дорогого, остатков привезенного из коронных владений имущества и почти бродяжьего быта двух мужчин, которым важнее не красивая тарелка, а то, что в тарелке. Пол метен, посуда мыта, в щели не дует. И ладно.
Лишь постели… Вот на них-то, похоже, было не жаль ни труда ни средств.
Не ваше это дело, эрве лэ Нагастиаль.
Убедив себя, что для скорейшего выздоровления будет только полезно разогнать кровь в жилах, Нагастиаль наконец-то решился навестить своего жеребца. Вопреки некоторым опасениям, серый был вполне благополучен – обихожен и даже на вид доволен, хотя этому норовистому стервецу вечно что-то не так. Кипреано похлопал потянувшуюся к нему горбоносую морду, провел ладонью по шее, заглянул в кормушку, кое-как осмотрел ноги, не пытаясь, впрочем, проверять расковавшееся копыто – голова все еще болела, а руки только штаны могли подтянуть да ложку удержать, на большее пока не способны.
Завтра. Завтра он обязательно займется серым, если надо, попросит Джила немного помочь, да и в кузню надо поскорее попасть. Пусть лучше перекованный стоит, чем в день отъезда подковывать.
До чего погано быть беспомощным… пять лет жизни, кажется, отдал бы, чтоб вернуть здоровье сразу. Ага, и еще пять – за то, чтобы не быть так жестоко униженным в глазах юноши, который когда-то смотрел на него, точно на звезду, с небес сошедшую. А за то, чтоб вернуть упущенные дни и успеть к нему вовремя… Ну, так и тебе и жизни не хватит на каждое глупое желание…
Он усмехнулся нелепым фантазиям, которые ему могли прийти лишь в ушибленную голову да от вынужденного безделья. Давненько мечтаниям не предавался – предпочитал действовать.
Кипреано прошелся по дворику, борясь с желанием спрятаться от осеннего холодка в доме – нечего распускаться. И едва не вздрогнул, встретившись с внимательным взглядом сквозь плетение калитки.
Поняв, что его заметили, нежданый гость толкнул калитку и, не делая шага вперед, спросил:
- А Джил дома? Джиллеас?
-А здороваться в здешних местах больше не принято? – поинтересовался Кипреано, принимая самую непринужденную позу, которую позволили неутихающая до конца боль и дрянное настроение. Впрочем, с последним он постарался совладать, потому, что идти на поводу у эмоций было проявлением уж совсем позорной слабости.
Хорошо одетый коренастый степняк, наверняка ожидавший более гостеприимной встречи, не шевельнул однако и бровью. Бросил лишь пронзительный взгляд, но все же обозначил еле заметный поклон и произнес:
- Здравствуй… гость. Мое имя – Шайфари и я здесь двадцать лет оружием торгую. Меня все знают, кого не спроси. Мастер Ирб из Умритта приехал сюда для моих лавок товар делать, а теперь люди говорят, что пропал он. Ты что-то знаешь, гость?
Уже «люди говорят»… Следовало ожидать, разумеется, а уж партнеру мастера Ирба придется рассказать – не отвертишься.
- Убили мастера, - сказал Нагастиаль самым ровным и убедительным тоном, на который был способен сейчас. – Мы выехали с ним из Тарики позавчера утром, а к полудню на нас напали трое местных парней. Мастера застрелили, тело потом отвезли к реке и бросили. Меня собирались позже добить, а может и продать, кто их знает.
Он умышленно сказал это «продать» в надежде, что Шайфари не станет немедленно выпытывать, почему сразу не добили.
- От чего ты решил, что местных? – настороженно спросил степняк.
- Да сначала по одежде, по виду, да еще мастер успел сказать, что знает кого-то из них.
- Имя назвал?
- Не успел. Застрелили.
Шайфари еще несколько мгновений испытующе сверлил его взглядом, потом нахмурился, отвел глаза и уже тише, почти растерянно заговорил, обращаясь то ли к собеседнику, то ли к себе:
- И теперь-то что? Я ведь на него рассчитывал … Кто знал, что в наших-то местах, считай возле жилья, на проезжей дороге… Вот чтоб им солнце черным светило!.. Конечно, бродят по степи шалые головы, но не здесь же!
Нагастиаль лишь неопределенно шевельнул плечом. Для него что где-то «по степи», что на полпути между Тарикой и Чингетом разницы большой не было. Это местному полдня верхом – все равно что рядом. Возле жилья.
- А Джиллеас ушел по делам. Меня он у разбойничков этих и отбил, да позволил в доме отлежаться, пока выздоровею. Так что…
- Отбил? – изумился степняк, - вот уж от кого не ждал, что он против троих управится, молодец парень… А на вид – тихоня тихоней. Ведь не первый день знаю его… Ладно, раз так – ступай отдыхай, гость… - он еще раз выжидательно глянул, рассчитывая услышать имя, но Кипреано внезапно опять замутило от слабости. Степняк поймал его под локоть и заглянул в глаза:
- Эй, да ты и правда плох… В дом отвести?
- Не надо, - досадливо выдохнул Кипреано, - спасибо, десять шагов я и сам пройду.
Он высвободил руку и через силу улыбнулся, не желая больше показывать себя ни беспомощным, не излишне грубым. Шайфари, озабоченный подтвердившимися дурными новостями, больше ни с расспросами, ни с поддержкой не навязывался, коротко попрощался и затворил за собой калитку.
Теперь-то молва зашумит…
Едва он вернулся в дом, появилась старуха. Снова быстро и не по-старчески ловко обиходила его и ушла, оставив крынку молока и узелок с печеными клубнями. Она была неразговорчива даже для степнячки, но Кипреано не сомневался в ее добром расположении к жильцам этого дома. Заметно было, как она привычно смахнула еле заметную паутину с окошка, как по-хозяйски быстро находила миску перелить лекарственный отвар, воду и прочие мелочи, потребные для сиюминутных дел.
Джиллеас собирался с утра побывать у Кимери и Шайфари – партнеров своего мастера, но не задалось. Ни того, ни другого дома не было. И тогда он решил навестить Курумая, благо, крюк до дома его семьи был невелик.
Хлопотавшая во дворике Тиури, одна из многочисленных младших сестер Курумая, засияла при виде красивого и вежливого гостя всем своим круглым румяно-смуглым личиком и кивнула головой в сторону задворков, где среди хозяйственных построек приютилась совсем уж крохотная сараюшка.
Значит, Курумай снова там.
Джиллеас был изрядно удивлен, узнав, что его богатый на родственников друг предпочитает большую часть года жить в слегка подновленной мазанке, из которой выселили коз по случаю ее тесноты. Нет, дом был просторен и уж старшему-то из оставшихся сыновей комнату выделили, но Курумай предпочел ее оставить в распоряжение одного из братьев, а сам перебрался на задний двор, объясняя это тем, что там никто на голову залезть не пытается. Впрочем, в дом он ходил часто, не только поесть, зато в свою «берлогу» допускал лишь сестер – прибраться, да и то изредка, а с прочими предпочитал видеться в общем доме.
Как можно было самому уйти от семьи, от родителей – вот что было трудно понять Джиллеасу, в детстве мечтавшему о брате, причем сразу о старшем, и потерявшему родителей в неполные четырнадцать. Но, наверное, Курумай понимает, что делает. Опять же – не на Грань миров, просто на задний дворик перебрался. Когда вздумал – тогда и вернулся. Хотел бы так и Джиллеас…
Друг-приятель встретил его аж на пороге – в окно выглядывал, не иначе. Вместо приветствия ухватил за плечо, крепко, хоть и не больно, втащил внутрь и, подталкивая к низенькому плетеному табурету, скомандовал:
- Рассказывай!
- И я тебя рад видеть, - удивленно ответил Джиллеас. – И с чего начать?
- Хоть с середины! – раздраженно рыкнул Курумай. – Что там с твоим мастером? Кого ты привез? Почему один, демонова срань, ездил? Куда лихоманка понесла - не спрашиваю, ясно, в Тарику, но каким местом ты думал?
А любимым героям желаю успешно преодолеть все пакости, которые
авторсудьба отмеряет имнедрогнувшейщедрой рукойвот так напишешь, по холке погладят и жить веселее...
балуешь ты меня комплиментами))) - Да ладно, это разве балую?
le_murr, на цитировании меня кроме тебя еще никто не попадался)) *расправляю перья и задираю клюв*
Спасибо за проду.
*присоединяюсь к "с опаской заглядывающим через плечо"*
- Быть не может, - севшим голосом произнес тот. – Неужто умер?
Джиллеас кивнул и заговорил.
Оказалось, жуткие события того проклятого дня и страшного вечера, переломившие жизнь Джиллеаса – уже третий раз - уместились в совсем короткий рассказ, звучавший удивительно спокойно из-за привычной, въевшейся в натуру сдержанности.
- А теперь Кипреано у меня дома, лечится, - закончил он повествование, - поедет дальше, когда наберется сил. А мне надо как-то долги раздавать, может быть, продать имущество. Расписки мастер с собой увез и как доказывать, что Яхтай нам должен, я не знаю.
- Яхтай? - Курумай сосредоточенно нахмурился. – Амиратов родич, купчина кисломордый?
- Ну да, он, - невесело улыбнулся Джиллеас. – Но что он Амирату родич, до того дня не знал, - и, видя, как ползут наверх брови собеседника, продолжил: - Точно. Его имя Кипреано назвал, а сам от Хайрама услышал. Третьего имя не помню, хоть в лицо и признал.
- Хамси, кому ж еще быть, - пробормотал под нос Курумай. – Но ты-то, ах же, цветочек-ягодка, ты их обоих и правда там положил?
Он уставился на юношу с искренним недоумением и некоторым даже восторгом.
- Они же точно не первого покойника на душу взяли в тот день. Я Хайрама знаю, он живодер и зверье-то терзать бросил, потому, что слаще в степи чужака поймать, ограбить и шкуру с него спустить. В набег за лошадками-овечками не пошел ни разу – там убить могут, но стараются просто спешить да бросить, а уж пленных и вовсе не берут. А ему живой человек в руки нужен. Кто из парней узнает – тебя в ойраке утопят. Или в медовухе – ойрак ты ж не пьешь.
- Так если вы знали, - неожиданно свистящим шепотом произнес Джиллеас, подавшись к собеседнику, - знали, каков он, что ж он так по земле и гулял? Почему никто?..
- Чего – никто?
- Не удавил эту тварь?
Он вскочил, Курумай – следом, и они замерли лицом к лицу. Курумай впервые видел Джиллеаса рассвирепевшим и понять не мог, в чем, собственно, обвиняют его.
- Ага, прямо пошли да удавили… Здешних он никого не трогал, а кто за чужаков пойдет мстить? Ты с утра напился или с вечера не просох?
- Вот он Ирба и убил, – припечатал Джиллеас. – Ненавижу! Я б его снова!
Он резко отвернулся от собеседника и замер, вздернув плечи и сжав кулаки, давя зажмуренными веками слезы.
Да разве их задавишь… И опять сжимает внутри, леденит и жжет.
Его легонько тронули за плечо:
- Прости. Зря я…
Джиллеас развернулся к Курумаю, ожесточенно вытирая рукавом глаза. Тот неосознанно поморщился, глядя, как по нежному лицу, на которое он налюбоваться втайне не мог, проезжается грубая ткань. Так и протянул бы руку, вытер пальцами… Куда там. Врежет. Еще и уйдет.
- Я бы тоже, - он постарался, чтобы голос звучал ровно и примирительно, - а лучше бы руки-ноги переломал, а потом тебе отдал. Но ты сам управился.
Помолчали безрадостно, сели обратно. Джиллеас – отводя глаза, Курумай - заглядывая в лицо.
- Так ты пришел-то поговорить, - спохватился вдруг хозяин, - крепкого-то не пьешь, а чаек с горяникой будешь? Вон Тиури крынку холодного притащила, кружка чистая…
Джиллеас мотнул головой – у него в горле и ниже сдавило так, что пришлось дважды сглотнуть, чтобы голос начал повиноваться снова. Пить начни – еще обольешься как малое дитя, стыдно.
- Поговорить пришел, да… - он судорожно вздохнул и бросился в объяснения, как в холодную воду. – Помощь нужна, а кроме тебя не знаю, к кому идти. Все дела с людьми Ирб вел, я учетом-расчетом занимался. Из его партнеров только с Кимери да Шайфари разговаривать доводилось, а остальных не всех и в лицо-то признаю. Но Шайфари… ну он меня, похоже, за человека и не считает. Так, глядит мимо, здоровается, лишь бы Ирба не обидеть. Я для него – не пойми кто, не парень, не девка, не честная жена. А почтенный Кимери, даром что почтенным зовется, все глаза об меня обтер. Вот смотрит, точно клеем мажет, аж не по себе. Я-то к нему сегодня все же пошел, а как узнал, что будет лишь к вечеру, так полегчало… Дурак я, да? Привык за Ирбовой спиной…
- Да почему… - криво улыбнулся Курумай. – Верю, что не по себе с Шайфари. Он тот еще купчина, не зря такой молодой так высоко поднялся. Дурачки да добрячки больших дел не ворочают. Кимери не знаю, в лицо видел, а так – ну хрыч старый, а что лыбится, так то, может, привычка торгашеская.
Джиллеас только вздохнул.
- Я вот теперь о чем… Как лучше сделать – не знаю. Я ведь при мастере только подмастерьем считался, не компаньон, не родня, никто. Вроде бы и долги его – не мои. То ли мне так и сказаться, мол я никто, наемник просто. Рубахи-башмаки в котомку, да и ушел. Куда только? То ли права заявить, сказать, что он меня в долю ввести обещал, а он же и обещал, но тогда я за все и в ответе. И мастерская - моя, и припасы все, но и долги – тоже.
- Понял, не дурной, - раздумчиво протянул Курумай.
И впрямь, объявись Джиллеас наследником покойного мастера (как только мастера покойным признают), вряд ли кто станет оспаривать его право. Могут, но кому это выгодно? Лучше наследник, который долги примет, чем явно недостаточное для покрытия долгов выморочное имущество. Пусть работает, глядишь, больше выплатит. А что мастер помощника в долю ввести обещал – что ж не поверить, так нередко делают.
А вот лезть ли Джилу в это ярмо?
Сказать – не стоит, так куда ему тогда податься? Без рода, без дела, без дома даже. Ох, да что ж ты парнем родился, Джил? Уже б замуж позвал тебя, даже не посмотрел бы, что в приданое даже невинности не принесешь…
- Послушай-ка, - у Курумая в голове забрезжила не очень ясная мысль. – Этот твой гость, он точно Амирата помнит? И все рассказать перед судом, коли до разбирательства дойдет? Так ведь можно дядю с племянником к ответу притянуть – не незнамо какие лихие люди забрели, а явный сговор.
- С корыстной целью, – добавил он, подумав и припомнив нужное выражение. – Понятно, кто, понятно, зачем, э?
- Верно, - кивнул Джиллеас, - только просить его, ну нехорошо это. Я бы не хотел на людях рассказывать, как меня… мучили. Он весь истерзанный был, как только сил хватило Хайрама с ног свалить, не пойму. Да после этого его чуть наизнанку не вывернуло.
- Что Хайрам – живодер, это я скажу, другие подтвердят, - откликнулся Курумай. – Уговори этого… Скажешь, чем его заподозрят, что он с мастером выехал, да без него доехал, лучше пусть вина на виноватых ляжет. Не девица, не опозорится. А тебе надо мастера покойным объявить, иначе как ты дела решать будешь? Или все же бросишь дело? Тогда пусть приезжий отболеется, да по-тихому убирается отсель, пока убийцей не объявили.
Ну, хоть совет хороший дал да поддержку обещал. Не буду его трогать... Оставлю его автору.
Ну, и по традиции: Джилу - терпения, Кипреано - думать почаще правильными местами.
Скрэт, ну кто ж из-за совершенно левых "чужаков" станет ссориться со "своими"? чужаки - они ж как бы и не совсем люди...
- Не буду я его уговаривать, - сказал твердо Джиллеас, - просто все ему объясню.
- Тоже верно, - кивнул хозяин, - а ты попей все-таки, хорошо матушка сварила… Не девка – уговаривать его. Объясни. Или поймет, или нет. Так что ты решишь – барахло в котомку да уходишь, или как?.. Я… я-то тебе хоть как помогу.
Они вновь встретились взглядами, один неуверенный: «так ли я понял?», другой –смущенно-сумрачный: «да, именно так».
- Тогда в суд я завтра пойду. – Голос юноши наконец-то приобрел твердость. – Переговорю только с Кипреано и пойду.
Курумай сдержал раздражение, шевельнувшееся внутри при упоминании приезжего. Зовет по имени, как знакомого, как друга, почитай. Ну, гость, конечно, так наверняка ж не из простых и намного старше! Он сам перед собой покривил душой, притворяясь, что просто не доверяет пришлому, подобранному в степи, а совсем не ревнует.
- Я один потому поехал, что кроме тебя не решался никого просить. Прочим доверять не научился, - Джиллеас улыбнулся немного застенчиво, - пришел, а ты весь побитый, точно в копях под обвал попал. Что это все же было-то? Тогда ты от меня отмахнулся, а сейчас не уйду, пока не объяснишь. Я смотри, все тебе рассказал, грех тебе теперь секретничать.
- А вот они и были, красавцы – кто твоего мастера-то по дороге перехватил. Встретил я Амирата с этими шкуродерами, ну и сказал кто они есть. Велел, чтобы бросал с ними таскаться, от падали держаться подале надо… Вот они на меня и кинулись. Амират-то лишь огрызался сперва, а эти, слова худого не говоря, хвать дубинки, да на меня… а я с одним ножом. А как Амират третьим встрял, тут и все, отметелили меня. Против двоих я бы еще выстоял.
Джиллеас уважительно кивнул – для него способность Курумая схватиться с двумя-тремя разом, да еще и выйти победителем или на равных всегда казалась ему чем-то удивительным.
- Домой добрался, хорошо матушка не углядела сразу, вот бы крику было… Младшие мои братцы, близнята, сгоряча дружков собрали, кинулись этим шакалам шкуры дубить, да опоздали. Всех троих как ветер унес. Родня Богами клялась, что уехали надолго, а то и насовсем. Возвращаться не обещали. Видать уже все обдумали, а я просто в удачный час подвернулся, дурак дураком, даже без подковы в кармане… Нечем было и в лоб приложить. Зато свататься не поехали… Какое свататься, когда жених с битой рожей.
- Ты женишься?
- Да не женюсь пока, только сговорили. Там невеста еще не скоро созреет, пока нужно лишь напоказ женихом объявиться, да подарки отвезти, а так уже родители все устроили. Привязались, женись да женись, а я все никак, вот и согласился, пусть уж найдут мне, но чтоб собой не страшная и свадьба не завтра. А там, глядишь, может, подрастет да и мне понравится… Я уже буду старый, все равно кто, лишь бы молоденькая… - Курумай криво усмехнулся.
Джиллеас сочувственно кивнул. Вот не хочет жениться человек, а принуждают… Но это ж они так заботятся, добра желают.
- Ладно, пойду я. Вернусь домой, работы полно, да переговорю насчет того, захочет ли Кипреано свои слова перед старейшинами повторить.
- Ну, захочет-не захочет, а я от сказанного не отступлюсь, – привычно-самоуверенно заявил Курумай. – Все скажу. Что эти трое снюхались, и что Хайрам никаких порядков не понимает, может и убить, да не в драке сгоряча, а так, потому что с рук сойдет. И кто Амирату такое дело подсудобил, даже дурак догадается. А старейшины хоть зануды старые, но не дураки.
Простились даже теплее обычного, отгоняя чувство неловкости. Джиллеасу было немного совестно за свой упрек, а Курумай и сам не знал, чего стыдился. Не мог же он просто так Хайрама придавить, а, выходит, следовало… Да и о грядущей женитьбе невесть зачем заговорил. Как девка – слова в зубах не держатся.
Тиури во дворе уже не было, а у самых ворот Джиллеас почти столкнулся с Фейрузом, одним из Курумаевых братьев. Тот непонятно усмехнулся, но все же вежливо кивнул, оглядывая уходящего гостя со странной пристальностью.
Дома кроме запоздалого обеда его ждало известие – заходил Шайфари. И ушел, уже зная о смерти мастера. Кипреано, сообщая о разговоре, прибавил, что такие новости утаивать опасно, так что пусть уж Джил на него не обижается.
Тот и не обижался. Зато теперь и спрашивать, станет ли Нагастиаль свидетельствовать о случившемся, не пришлось. Хотел бы умолчать – молчал бы.
За едой он изложил гостю суть вставшего перед ним выбора – бросить все или принять права и долги, вкратце передал разговор с Курумаем. То, что касалось их положения.
Нагастиаль слушал с неподвижным лицом, не являвшим ничего, кроме внимания.
- А ты твердо намерен остаться здесь оружейником? – спросил он, - справишься?
- Еще не знаю. Но уходить сейчас не хочу, нужно поначалу сделать все что можно. Рассчитаться, а самое главное – вывести наружу истину. Пусть виноватые будут наказаны.
- Ну, кое-кого ты уже сам наказал, - чуть заметно улыбнулся Нагастиаль, - и отлично справился для первого-то раза. Убивать в первый раз особенно страшно, я еще не забыл.
- А потом? Потом не страшно?
- Потом… по-разному. Я как-то даже думал, что смогу убить и порадоваться, но не вышло. Если и бывал рад, лишь тому, что одолел, либо что сам жив остался. В бою. Знаешь, - неожиданно добавил он, - давай-ка если до суда дойдет, говори, что я кричал, на помощь звал. Вот, мол, ты и вступился. Мерина увидал, крики услышал, вот и вмешался. А они в ответ напали. И упирай, мол мастера искал, а тут не рассмотрел, кого мордуют. Кто там знает, темно было или нет.
- Зачем?
- Да чтоб тебя не обвинили. У этих ухорезов наверняка здесь семьи, друзья, а ты - чужак. Теперь еще и одиночка. И… знаешь, я могу съехать куда-нибудь, вон, хоть нэнну спрошу…
- Не надо никуда, - почти гневно перебил его Джиллеас, - дом пустой… Живи, пока уезжать из Чингета не надумаешь. Переберешься в другой дом – значит мой тебе не годится. Стыдно мне будет.
У Нагастиаля болезненно-сладко трепыхнулось в душе. Говорит – не уходи. Говорит – останься. Неважно, почему, но не отпускает же… Когда ты начал радоваться, что просят не уходить? Совсем духом упал, эрве, в монастырь пора.
Но чтоб с красивыми монахами. А еще лучше - с одним единственным, вот, что напротив сидит.
Он усмехнулся про себя банальной пошлости, пришедшей на ум, а вслух выразил согласие и благодарность. И остаток дня прошел на удивление спокойно, даже умиротворенно. Джил принес в дом один из последних заказанных клинков и принялся подгонять и шлифовать деревянную накладку на рукоять, а Кипреано устроился в кресле, любуясь юным мастером и его работой. И спрашивать, почему работает в доме, а не в мастерской, не стал.
Они почти не разговаривали, точно боясь спугнуть что-то, и Нагастиаль, втайне ругая себя за слабодушие, все же наслаждался внезапной безмятежностью вечера.
А наутро завертелось. Оба – и хозяин, и гость были в мастерской, когда раздалось настойчивое бряканье бубенца на калитке. Джиллеас как раз нагрел заготовку в маленьком горне и едва успел достать ее клещами, поэтому открывать незваным гостям отправился Нагастиаль, удовольствия ради наблюдавший за его работой.
Шайфари. Да не один – с целой толпой. Рядом с уже знакомым купчиной стоял незнакомый – немолодой, еще более респектабельно одетый надо думать, тот самый Кимери. Его круглое лоснящееся лицо было исполнено унылой строгости, хотя очертания морщин выдавали привычку постоянно улыбаться. Сопровождали их три бравых смуглоликих молодца, которые из-за внешнего сходства и одинаковых одежек показались Нагастиалю едва ли не близнецами. Как на подбор, они были ростом не ниже Кипреано, что в здешних местах водилось нечасто, пошире в плечах и с кулаками вдвое тяжелее. И у всех троих руки как бы случайно возлежали на рукоятях длинных окованных дубинок. Господа купцы пожаловали с охраной.
- Утро доброе, почтенные мастера, - церемонно произнес Нагастиаль, перегораживая собой полуоткрытую калитку. – Что привело вас в этот дом с утра, дело или учтивость?
УРРРРА! Спасибо за новый кусочек!
живые читатели!
все, надо исправляться, не буду таких перерывов больше делать, пора заканчивать текст.
ну, то есть с Джилом
Живые, и очень ждущие новой встречи с Джиллом)
- И то и другое, уважаемый, - немедленно нашелся старший купец, - и весьма кстати, что вы все еще гостите здесь… Но перво-наперво нам нужно повидать юношу Джиллеаса, надеюсь, он дома и благополучен?
- Уважаемый Джиллеас дома, а насколько благополучен, о том узнаете от него, - Кипреано посторонился, пропуская незваных, но ожидаемых гостей. Забавно, вот привратником в нищем домишке он оказаться не предполагал… Дождался, пока вошли купцы, прямым холодным взглядом встретил недоверчиво-любопытные взгляды охранников и, закрыв калитку, последовал за ними, отмечая, как косятся на него парни.
Рано ему уезжать отсюда, сейчас на мальчика все и навалится, а он не из бойких. Может и поддержка понадобиться, не на местных же рассчитывать. Пусть они по коварству и хитроумию вряд ли ровня тому же недоброй памяти Гаронну лэ Жамонжу, но зачем им со своими ссориться из-за чужака? А сильно наперекосяк пойдет – можно будет сказать: бросай это все, что тебя держит? И увезти. Туда, где не знают его, помочь на ноги встать. А еще лучше… нет, в эту сторону и мечтать не стоит. Как еще не брезгует, после того, что видел тем вечером.
Не брезгует, однако, точно забыл совсем. Так и хочется поверить, что забыл.
Он проводил пришедших к двери домика, куда уже подходил Джил, успевший снять рабочую робу и повязку с волос.
- Рад видеть, почтенные мастера, - произнес он ровным мелодичным голосом, будто и трепыхалось от беспокойства и горя сердце, - прошу в дом, нам ведь есть что обсудить?
Кипреано ожидал, что мальчик, такой растерянный и неуверенный в собственных силах, вряд ли сумеет хладнокровно обсуждать дела и отстаивать свои интересы и поэтому без церемоний проследовал за Джиллеасом и гостями. Пусть-ка попробуют выставить.
И пробовать не стали.
Ушли почтенные торговцы хоть и нерадостными, но почти удовлетворенными: юноша Джиллеас - фактически теперь уже мастер Джиллеас – принял на себя, хотя и с рядом оговорок, обязательства мастера Ирба из Умритта, коего со слов эрве Кипреано лэ Нагастиаля из Дома Волка, подданного Короны, следовало признать умершим.
Конечно, по поводу кончины мастера Ирба еще полагалось провести дознание, ибо скончался он не у себя дома и тело его земле должным образом предать не представлялось возможным. Однако, дознание – всего лишь дело времени, причем недолгого. Не сегодня, так завтра и будет дан ход делу, здесь с этим не принято долго тянуть.
Проводив купцов хозяин с гостем засобирались к старейшинам. У Джиллеаса руки едва не тряслись от нахлынувших переживаний, он путался в знакомых застежках одежды, так что Кипреано совершенно неожиданно для себя принялся помогать ему – перезастегнул пару пуговиц, поправил перевязь для кинжала, заставил расчесать примятые рабочей повязкой волосы. Растерянно глядя на него, Джил несколько раз провел расческой по темным блестящим прядям и вдруг метнулся в маленькую спальню, сейчас отведенную гостю. Вернулся оттуда сосредоточенный, засовывая что-то маленькое в карман надетого под лисий плащ кафтанчика. Надел на палец грубоватое для тонкой кисти золотое кольцо, чуть настороженно покосился на Кипреано, будто чего-то смущаясь.
- Хорош, - улыбнулся чуть заметно Нагастиаль, - я б тебе ни в чем не отказал, жаль, не я тут в совете заседаю. Есть-пить точно не хочешь? Ну так хоть нужду справь, пока со двора не вышли.
- Зачем? – удивился мальчик, - если не хочется?
- Чтоб дух тверже был. Не веришь? Когда на серьезное дело идешь, хоть драться, хоть разговаривать, телу полезно от лишнего избавиться… Вот смейся-не смейся, на себе проверил, а сам этому от полевых егерей научился…
Джил даже от своего волнения немного отвлекся, любопытствуя насчет знакомства Нагастиаля с нагоняющими страх и ужас полевыми егерями, и Кипреано, сопровождая его к калитке, пообещал рассказать побольше. Вот хоть сегодня вечером.
Как ни печальна была причина визита к старейшинам, Джиллеас про себя немного порадовался, что Нагастиаль без оговорок и колебаний отправился с ним. Это как будто прибавило юноше если не собственной, то чужой, заемной уверенности. Да и повод для того, чтобы привести гостя с собой был убедителен, ведь это единственный свидетель случившегося.
Их выслушали. Поверили или нет – другое дело, но оспаривать рассказ Нагастиаля никто не стал. А вот с обвинением в адрес почтенного торговца из Тарики посоветовали не спешить.
- Поймите, юноша, - втолковывал принимавший сегодня жалобщиков старейшина Нур, благообразный старик, неторопливый в речах и движениях, - слова – звук пустой, было ли сказано, нет ли, ветер унес.
- Хорошо сказано, мудрейший, - неожиданно вмешался Нагастиаль, - в здешних местах умеют красиво говорить. Но у нас говорят: мои слова – мое дыхание. И за каждое мной сказанное слово я своим дыханием поручусь.
Они обменялись с Нуром тяжелыми, испытывающими, но не враждебными взглядами. А Джиллеас немного позавидовал ловкости своего гостя – везде и со всеми найдет что говорить и что делать. Сразу видно бывалого и знающего.
- Хорошо. Ваша жалоба услышана, записана, – Нур скосил глаза на писца, сидящего у окна с дощечкой для записей. Бумагу здесь расходовали неохотно, - и в скором времени будет рассмотрена на Совете. Не стану вас задерживать далее.
Посетители встали с отведенной им скамьи и откланялись.
- Как думаешь, поверил он нам? – спросил Джиллеас, как только они отошли от Дома старейшин, выполнявшего здесь роль ратуши, суда, а в лихие времена – и военного штаба.
- Думаю да, но этого мало, - невесело улыбнулся Нагастиаль. Ему очень не хотелось ломать росток пробивающейся у мальчика уверенности, но обнадеживать его попусту казалось еще хуже. – Однако меня он выслушал сегодня, выслушает и на суде, если дело до суда дойдет. А я найду слова, не сомневайся.
- Джил, вот ты где!
Они одновременно обернулись на голос.
-Курумай… - Джиллеас шагнул навстречу другу, подставил плечо для приветственного хлопка, сам чуть склонился, ответно дотронулся ладонью, почти касаясь волосами волос степняка. Нагастиаль вежливо кивнул, отмечая про себя, как привычно, почти по-родственному здороваются эти двое. Или очень-очень по-дружески. Ревность кольнула его, как кончиком шила – не глубоко еще, но уже чувствительно. А что ты хотел, Кипреано, чтоб мальчик здесь жил как девицы в Ренгальте – из дому только под присмотром, лицо платком закрыв, голоса при чужих не подавая? Он вольный теперь, да и если любовник ему не запрещал друзей заводить, то тебя это и подавно не касается.
Но не отдавая себе отчета, Нагастиаль все же вглядывался в резкие черты лица и ладную коренастую фигуру со скрытой ревностью, а встретившись взглядом с прощупывающим взглядом степняка обозначил уголками рта уверенную улыбку.
- Значит, пошел-таки с жалобой? – степняк намеренно разговаривал только с Джиллеасом, приезжему лишь едва головой кивнул.
- Конечно. – Теперь Джил отвечал уверенно, мучившая его еще вчера неопределенность как-то отодвинулась, ему уже казалось, что по-другому он и поступить не мог. – И теперь нужно стребовать с должника долг, и за смерть мастера – виру и наказание, так? Как у вас положено?
- Виру здесь за смерть не платят, - вмешался в разговор Нагастиаль, видя, что Курумай озадачен вопросом, - убийцам положено наказание вплоть до смертной казни, а платить могут заставить за мошенничество, подстрекательство. Причем одно другого не отменяет. Я в здешних законах не особенно силен, но настолько-то знаю.
А Курумаю все равно жениться нужно. Когда-нибудь, в глубокой старости, годам к тридцати))) Все же женятся...
Тебе - большое спасибо за продолжение!
А Кипреано - немножко решительности

свалить куда подальше.до охапки еще дожить нужно.
до охапки еще дожить нужно. - будем ждать и надеяться