завершено

проды - в комментах.
запихано под море, а то такая простыня...
читать дальше Поначалу было темно и тихо. Но больно. Везде больно. Он выплывал из темноты и тишины в боль и тяжелый, режущий глаза свет, потом вновь погружался обратно.
Во тьму.
Когда Ирб-оружейник принес на руках избитое бездыханное тело к лекарю, мастеру Инневаре, сомнений ни у кого не возникло - зря оружейник тащил это сюда. Такого уже можно сразу в храмовую богадельню, где заботились о погребении покойников, оставшихся неизвестными либо известными, но уж совсем безденежными. Ведь приличных людей даже мертвыми по улицам не таскают в столь непотребном виде. Однако тот, кто принес тело, нищебродом не выглядел, помешанным - да, но не нищим.
Почему помешанным? Он так настойчиво требовал помочь мальчишке, хотя, судя по всему, помогать там было уже некому. В ответ на уговоры и резоны оружейник не унимался: то хватался за висящий у бедра внушительный тесак, то выгребал из кошелька деньги и обещал принести еще, оставив в залог тяжелую золотую цепь. Да ему и в долг бы поверили - Ирба тут знали именно как мужика солидного, который никому ни за что не должен, платит сразу и без напоминаний.
Но этот человек уже умирает. Так чистосердечно сказал мастер Инневаре, выставив из комнаты всех, кроме Ирба с его ношей.
- Но не умер же еще! - заорал оружейник. - Ну сделайте что-нибудь, ради всех богов, я… он… таких, как он, просто нет больше, что ж теперь делать…
Фраза прозвучала беспомощно и на первый взгляд бессмысленно, просто вопль отчаявшегося, но Инневаре неожиданно для себя внимательнее присмотрелся к осунувшемуся неподвижному лицу.
- Погодите, мастер, - сказал он, - почему вы не сказали, что в э-э-э… пациенте течет кровь вампиров? Это может иметь значение. Давно он… в таком состоянии? Час? Больше? Отвечайте!!
Ирб тряхнул головой и ошалело посмотрел на лекаря.
- Д-думаю, меньше, - промямлил он. - Иначе бы это раньше заметили. А что?..
- Говорите, есть деньги, мастер? Это хорошо, - Инневаре уже открывал ларь, в который давно не заглядывал, - если я возьмусь его лечить, это будет очень дорого. Лечить будем вампира, а если он выживет, то выживет и человек.
Он, впрочем, уже сам хотел, чтобы мальчишка оказался хоть немного живым - интереснейший был бы случай, уникальный в его практике. Инневаре любил свое дело, хоть и не слишком любил хворых и убогих. Просто его с юности увлекало чудо исцеления - срастающиеся кости, обретающие румянец лица, освобожденное дыхание. Ну и отчасти привлекали - а кого ж это не привлекает - искренние похвалы его лекарскому искусству, а также оплата.
Коллеги посмеивались, узнав, что он держит в запасе средства, рассчитанные на лечение нелюдей… Но Инневаре все же приобрел некоторую толику этого зелья, польстившись на возможность однажды оказать помощь одному из вампиров, также как и держал в своих запасах немного эликсиров для Дивного народа и снадобье для раненых истинным серебром оборотней. До сих пор к его услугам прибегали почти одни только люди, но вдруг, однажды?.. Глупо будет оказаться не во всеоружии. Вот и настал час.
Невинное профессиональное самолюбие лекаря получило наконец-то осязаемую почву - парень все же каким-то чудом еще не умер, хотя рана в области сердца, казалось, не оставляла ему никаких шансов, так что даже множественные повреждения от побоев выглядели мелкой неприятностью.
«Кому понадобилось бить полутруп? Или сперва забили, потом закололи?» Но на размышления времени не было.
- Мастер, для лечения нужна свежая кровь. Надо немедленно найти крупное животное, предпочтительно здоровое, хотя бы свинью…
- А много крови нужно? Может, моя подойдет?
- Да, пожалуй, так даже лучше, - солидно кивнул Инневаре, - если вы готовы на такую манипуляцию. Нужно немного, но денек после этого вам придется отдохнуть.
И он уверенной рукой отмерил в мензурку невзрачный липкий порошок, растворявшийся лишь в живой теплой крови.
Темнота отступала все чаще, боль - напротив, прижилась и стала частью существования. Но появились и малые радости: прохлада питья на языке, порыв сквозняка, несущего смесь запахов. Потом возникла новая боль, тупая, но жгучая, перемежавшаяся тошной мутью и жаром. А еще возникли мысли.
«Я - Джиллеас. Я не умер. Я хочу пить».
- Пить…
- Очнулся! Джил… сейчас… вот, пей, пей, мой хороший… - голос как будто знакомый, но чей?
Рука, осторожно приподнимающая голову, гладкий край чашки у губ, прохладное кисловатое питье… Несколько глотков, приносящих чистое наслаждение, и снова темнота.
@темы:
недописки,
а тут мои монстры))
была бы совесть - стало б совестно :-)
Пусть бы он лучше тоже кому-нибудь достался. Можно в состоянии сильного склероза, в котором не помнит ничего про Джилла и прежнюю жизнь((((((
Конечно, понимаю:
авторхозяин - барин, но...*намекающе пододвигаю ногой сундучок, из которого торчат чёрные свечи, метровый циркуль, набор мелков для рисования пентаграмм и свиток "Воскрешаем людей для чайников"
И ведь потом придётся Ирбу личную жизнь устраивать.
Не поддавайтесь на наши провокации и пишите-пишите-пишите
не, воскрешать не стану, блэшбечить тоже. раньше надо было мне думать. а то вместо Джила получится Марти Сью, да еще примусь всех подряд с того света добывать - Кертиса, покойных родителей, Ламерта...
так что пусть ваш сундучок пока постоит так. зелье для вампиров,которое Джила оживить позволило для меня стало пределом. магия и чудеса - в крайне малых дозах. чтоб аллергии не было
могут быть изменения в тексте.
- Ты чего, Хайрам? - недовольно прозвучал другой голос, еще более мягкий, юный. - Мяска с дурманом поел или луна голову напекла? С кем тут тешиться, еще бы волка поимел… Добей нахрен да в воду.
- Не пачкай штаны, Амират, - заговорил еще веселее Хайрам. - Что ты понимаешь в утехах? Мне толстомясых дур валять удовольствия мало, что ее, что овцу… А этот жеребчик породистый, задница-то поди крепкая, тесная, кожа - глянь, - он рванул рубаху на спине пленника из штанов, - нежная какая… Кнутом бы ее, а лучше кнутовищем… Езжай-ка к дяде, успокой старого мерина, пусть рассчитается, обещанные припасы даст, да ойрака нальет в бурдюк побольше, а мы тут… подождем.
Он задушевно улыбался, глядя сверху вниз на человека, неловко ползающего в прижухшей осенней траве. У Кипреано похолодело внутри от ничем незамутненной радостной жестокости в голосе парня. Не пожалеть бы, что жив остался… Он позволил проступить на лице охватившему его ужасу, внутренне стараясь взять себя в руки. Парень-то изувер, любитель помучить, но надежды выжить нет только у мертвого.
- Вот я прямо езжай, а вы тут?.. - недовольно и чуть неуверенно протянул названый Амиратом.
- Да уж тебя дождемся, не сомневайся… Мертвяка в воду кинем, а с этим в ту вон лощинку спустимся. Место хорошее, уютное и костерок не будет видно издаля́. Езжай, будь спокоен, только вернуться не забудь, а то мы заскучаем да искать явимся. И уже дальше поедем без тебя.
- Не пугай, пугали и раньше, - огрызнулся Амират, оправляя на себе перевязь с трофейным тяжелым клинком. Он, хоть возражал, а уже собирался ехать в Тарику, незаметно для себя подчинившись указаниям нового вожака. Лишь где-то в глубине сознания в нем ворочалось недовольство - стоило ли срываться из привычной жизни, подраться – трое на одного – с Курумаем, отсекая пути возвращения домой, убивать знакомого человека, почитай что соседа, для того, чтобы им опять кто-то помыкал. Ну, Курумай тоже хорош, привык из себя старшего строить, вот и поделом ему...
Кипреано даже не проводил взглядом отъезжающего. Ясно было, что от присутствия этого парня ничего бы в лучшую сторону не изменилось, он тут явно не командует. А вот то, что остается не трое, а двое, увеличивает шансы выжить, хотя они по-прежнему исчезающее малы. Он без возражений, сцепив только от боли зубы, дал связать себя, не стал смотреть, как Хайрам и оставшийся молчун волокут к пологому бережку тело мастера Ирба, как молчун, стянув сапоги и штаны затаскивает убитого поглубже и отталкивает от берега. Речным тварям на поживу. Через сутки уже будет не признать, а через двое и опознавать будет нечего.
«Мне жаль, мастер, что мы не доехали до твоего дома, не посидели за столом. Мне жаль, что та стрела попала, от второй я защитил бы нас, а ты бы прикрыл мне спину. Жаль».
Джиллеас уже несколько минут пробирался через эти пропахшие резким запахом перезревших ягод кусты. В груди было холодно и немного больно, но он упорно продвигался, следя лишь, чтоб ломкие осколки веточек под ногами не захрустели слишком сильно. Очень уж тихим был осенний вечер в степи. Костерок, привлекший его внимание по-прежнему весело горел, сдавленные вскрики, которые он успел услышать пару раз, стихли.
Продолжай они свои гнусные забавы, он, наверное, не выдержал бы и попытался вмешаться… или сбежал от тошнотворного зрелища. Нет, все же не сбежал бы: страшно, мерзко так, что трясет и морозит, но еще с холма он разглядел, что одна из лошадей, пасущихся неподалеку от отдыхающих извергов - тот самый мерин, на котором уехал его мастер. А самого Ирба не было. Человека, который остался лежать на земле, даже не пытаясь натянуть обратно одежду, с оружейником было не спутать – стройнее, волосы длинные и темные.
Двое, что уселись по другую сторону от огня, достав еду из котомки, выглядели обычными местными парнями… если б Джиллеас не видел пару минут назад, как они развлекались. И как один из них, вынув горящий сучок из костра, провел им по голой спине пленника. Тот дернулся, захрипел, а второй парень на мгновение замер и сыто отвалился от своей жертвы.
Узнать, что произошло с Ирбом, можно только у кого-то из них, но не попытаются ли убить Джиллеаса или захватить, как того несчастного? Вот пленник, наверное, расскажет все, что знает, только как добраться до него…
Если посмотреть туда, где у брошенных на землю вещей сидели и ели два молодых степняка, легко было вспомнить поездки на охоту. Блики огня, негромкий смех и веселая беседа, простая еда и предвкушение молодецкой забавы. Вот только в нескольких шагах от них лежал не добытый качкур, а живой пока еще человек, который слабо ворочался, пытаясь сжаться в комок – от одежды на нем были лохмотья. И то не везде. А к ночи еще похолодало.
И Джиллеас перестал колебаться. Он выбросил из головы мысли, чтобы не было так страшно и достал из-за спины подаренный мастером маленький арбалет. Любовно сделанный механизм даже не скрипнул, когда юноша взводил тетиву, а легкий щелчок выстрела не спугнул бы и зайца.
Прицелился удачно, на охоте так легко не получалось. Парень как раз приподнял голову и открыл незащищенное горло. Вот туда-то и вошел короткий тяжелый болт.
Подстреленный дернулся, запрокинул голову еще сильнее и захрипел, ловя руками густеющую темноту. Второй вскочил и промедлив мгновение метнулся в сторону от освещенной костром прогалины. Джиллеас кинулся вперед – кусты перестали быть укрытием, а раз так, и прятаться более не стоило. Дрожа от страха и возбуждения, он не сразу вспомнил, что уцелевший противник не успел схватить с земли оружие, и значит, ни лука, ни длинного клинка при нем быть не могло. Потерял драгоценное время, всматриваясь в колыхание зарослей, а когда сообразил, время было упущено – взвести тетиву на арбалете не секундное дело. Пока он занимался этим, парень уже успел нырнуть под защиту большого валуна и Джиллеас теперь только и мог, что на ходу напряженно обшаривать глазами темные окрестности, то и дело невольно останавливая взгляд на умирающем. Тот еще пытался что-то делать, шаркал ногами, хватал руками пробитое горло, но движения становились все более неловкими и вялыми.
Тут Джиллеас услышал отчетливый скрежет по камню и не удержался – выстрелил, ориентируясь на звук. В то же мгновение понял, что сглупил, но жалеть было некогда – он рванул из тула еще болт и принялся дрожащими руками готовить следующий выстрел едва не плача от злости на себя. Его противник, куда более сноровистый в науке убийства, уже опомнился и перешел к активным действиям. Прямо на глазах у безнадежно опаздывающего Джиллеаса он вернулся из темноты, в два длинных прыжка оказавшись почти у самого костра. И в одном прыжке от лежащего на земле оружия.
Тока у меня создалось впечатление, что Джил не узнал извергов - Хайрама и Хамси. Хорошо, конечно, т.к. я опасалась, что он наивно кинется здоровкаться с сотоварищами по курумаевским охотопоездкам... Но Амирата и Хамси Ирб узнал, т.е. из сидящих у костра Джил со своим ночным зрением (костёр-то разглядел) как минимум одного должен был тоже узнать? Сидели они, как понимаю, лицом к нему, раз он в горло попал. Непонятка.
Хорошо хоть, Кипреано мордой вниз лежит - а то бы Джил переволновался и слил бы ещё первый выстрел.
Надеюсь, Кипреано всё-таки энергичнее захочет жить, зашевелит попой и, когда остался всего один изверг, таки его добьёт.
Ну вот. Очередная трава, на которую я подсела...
Всё настолько желаемо.
Пы.Сы.
по секрету
всему светупрода уже есть, но в ней непрерывно находится что поправить. все ж думаю скоро ее выложить.Всё ещё сижу на траве и жду
покосавыкладки.Уже понимая, что не успевает выцелить стремительно движущего противника, юноша все же выстрелил. Мимо. Только звякнуло о подвернувшийся камень.
Степняк, нехорошо усмехаясь, одним движением поднял лук и наложил стрелу на тетиву, плавно и точно, целясь в сторону замершего от ужаса Джиллеаса.
Они и позабыли, что их тут трое.
Полуголое истерзанное тело, до сих пор лежавшее почти без движения, взметнулось позади степняка и обрушилось ему на спину. Удар был смазанным и не вполне удачным, но выстрел ушел в никуда, а сам стрелок упал, раскидывая руки в попытке удержаться на ногах. Правой рукой с размаху ткнулся в костерок и над лощинкой раздался вой. Пламя взметнулось, искры брызнули во все стороны, парень откатился от огня и, бросив лук, схватился уцелевшей рукой за лицо. А пленник опять повалился на холодную землю, хрипло дыша, и неловко отполз в сторону. Издал надсадный звук, сопровождаемый рвотным позывом, и затих.
Теперь силы противников уравновесились, но лишь отчасти. Даже с ожогами, полуослепший от пепла и слез степняк был неукротим, точно демон – подхватил лежащую на земле окованную дубинку и ринулся в драку, размахивая ею так, что подбежавший Джиллеас, при всей его гибкости дважды еле сумел увернуться, кожей ощутив ветерок от несостоявшегося удара. Ему пришлось отбросить в сторону арбалет и вытащить клинок в слабой надежде подловить врага.
Они замерли друг напротив друга, запыхавшиеся, напряженные, готовые убить. Однако оба опасались сделать неверный шаг, а Хайрам еще и пытался теперь оглядываться в сторону валявшегося на земле неожиданно живучего коронца.
- Ты откуда взялся, подстилка? – хрипло спросил степняк. – Что дома-то не сиделось?
Слова еще не отзвучали, как Джиллеас вспомнил лицо и имя парня. Виделись не часто, Курумай его недолюбливал.
- Хайрам? А где Ирб?
- А ты за ним, что ль, примчался? – Хайрам сделал резкий выпад дубинкой как клинком. Похоже, он уже начал выдыхаться, широких замахов и резвых скачков не делал. Или тычок в спину давал о себе знать, когда на тебя прыгают всей тяжестью, это даром не проходит.
- Убили, - отчетливо раздался срывающийся голос позади него. – Я ехал с ним, я видел.
Хайрам непроизвольно дернулся на звук, ведь ему-то не видно было, что пленник с трудом сумел приподняться на одной руке и подламывающихся ногах. Лишь на какие-то мгновения степняк отвел глаза, но Джиллеасу этого хватило. Ярость лишила его страха и затмила рассудок, швырнула на крепкого телом и опытного противника. Он вонзил тесак прямо в живот под ребрами, пропарывая от левого бока к спине, вырвал, замахнулся вновь. Степняк охнул и дотянулся-таки до Джиллеаса своей дубинкой, да так, что рука выронила клинок и повисла как неживая, а сам он едва устоял на ногах.
- Убил меня, сучка, - изумленно и почти жалобно произнес Хайрам, глядя вниз на разворачивающуюся мерзким кровавым цветком рану. Зажал левой рукой и осел на колени. Джиллеас перевел дух, проморгался от темно-багровой пелены перед глазами, пошатываясь опустился на одно колено, левой рукой подобрал тесак.
Ирб умер. Ирба больше нет…
Слезы хлынули сплошным потоком, как у маленького ребенка. Кривясь от сдерживаемого рыдания он шагнул к обмякшему, сгорбленному Хайраму, но запнулся на полушаге от окрика: «Не подходи к нему!»
И вовремя – Хайрам, не меняя позы поднял лицо и оскалился на него, уже не скрывая разочарования и злобы. Дубинку-то он из рук не выпустил. Ждал.
- Не добил я тебя, волчара, - тихо, но очень отчетливо произнес он. – Ну так еще не поздно.
«Волчара» опять приподнялся, не сводя со своего недавнего мучителя блестящих темных глаз, обведенных снизу тяжелыми синяками, черными в неверном свете костра.
- Кто там к дядюшке поехал, э? – произнес он хрипловато. – Амиратом ты его назвал?
- Что? Амират?
- Закройся, тварюка!
Оба возгласа прозвучали одновременно, Хайрам, собравшись с силами размахнулся дубинкой, собираясь швырнуть ее в лежащего, но не успел – Джиллеас, плача почти в голос, подскочил и пнул ногой. Он метил в лицо – ненавистное лицо убийцы Ирба, но тот попытался привстать и пинок пришелся прямо в горло. Что-то мокро и глухо хрустнуло под носком сапога, Хайрам выкатил глаза, вскинул окровавленные руки и упал, глаза его слепо уставились куда-то в темноту, а изо рта текла кровь. С хрипом вздулся пузырь, второй, и все стихло. Вот теперь он уже не притворялся нисколько. Просто не мог.
Джиллеаса мутило и шатало. Он мотнул головой, сгоняя отвратительное ощущение, покачнулся и, сделав несколько шагов, склонился к угасающему огню. Поднял с земли сухостоину, приготовленную парнями, которых он только что убил, переломил о колено и положил в костерок. Два полных вздоха он ждал, пока пламя нежно-синеватыми язычками завьется вокруг веточек и лишь после этого шагнул к своему нежданному союзнику.
- Я и поверить не мог, - вдруг сказал мужчина. – А это действительно ты.
Как выяснилось - не опасно, но очень ожидательно.
Спасибо за проду и то, что выжившие выжили и воздали невыжившим.
Джиллеас опустился на корточки, заглянул в глаза. Человек перед ним казался больным и изможденным, но даже синяки, уродовавшие лицо не помешали разглядеть, узнать.
- Вы…
- Ты. Забыл? – Кипреано невесело улыбнулся, стараясь не спугнуть мальчишку на грани истерики. – Ты говорил мне «ты» и звал по имени.
- Кип-ре-ано…
Как в полусне Джиллеас протянул руку, коснулся здорового плеча – второе так распухло, что было сложно понять, одни ли там ссадины и ушибы или что-то еще. Ладонь ощутила настывшее, но все же вполне живое тело, в лицо заглянули пронзительные темные глаза, которые он так и не смог забыть.
- Ты живой, Джил, или это я умер? – Теперь улыбка стала почти прежней, как запомнилась. – Ну, у мертвых так болеть не должно, значит жив. Ты мне поможешь?
Да, разумеется… Он очнулся, вынырнул из поглощавшей его оглушительной пустоты, принялся осторожно перерезать веревку на подставленных запястьях.
-Тебе… - в горле пересохло, пришлось сглотнуть, - тебе надо одеться. Ты сильно ранен? Кроме плеча?
- Да везде понемногу, но нигде не смертельно. Даже плечо, похоже, не вывихнуто. – Кипреано больше не улыбался, не было на это сил, но говорить старался ровно и спокойно, потому что видел, как напряжен, как перепуган и ошеломлен мальчик, и сам того не замечая взял на себя решения и руководство действиями. – Да не снимай с себя, мне все равно мало́ будет. Можешь мою сумку принести – там, где они ели?..
Они израсходовали весь запас дорогого лекарского снадобья, которое Нагастиаль вез с собой по старой привычке путешествующего в одиночку. А думал, вообще не пригодится. Кое-как в три руки натянули на него одежду. Кипреано то шипел сквозь зубы, то замирал, пережидая волну дурноты. Мальчик оказался удивительно чутким – вовремя останавливался, легкими движениями расправлял одежду, не позволяя ей прилипать к жирно намазанным ссадинам. Потом молча, будто прочитав чувства Кипреано, принес маленький котелок с остывшим травяным отваром, недопитым степняками. Присел на корточки, молча протянул – хочешь? Кипреано отхлебнул, подумал, что если б не дикая жажда, эту бурду с резким мятным ароматом пить не стал бы, даже несмотря на то, что питье приятно холодило трещины на губах и разодранную неизвестно когда десну. Он еле удержал выпитое в себе, перевел дыхание и вновь занялся самым важным: нужно было уехать отсюда и поскорее добраться до жилых мест.
Джиллеас же от потрясения ощущал себя опустошенным. Почти с облегчением повинуясь четким указаниям Кипреано, он помог одеться и вскарабкаться на коня, подал плащ, приторочил сумку. Про Ирбова конька он вспомнил сам, как будто выполняя последний долг перед его мертвым хозяином. Благодаря тускловатому свету звезд и почти исчезнувшей ущербной луны они кое-как выбрались на дорогу не переломав ног лошадям.
Путь в Чингет превратился в бесконечно длинный кошмар наяву. У Джиллеаса то и дело стеснялось дыхание, он уже хотел плакать, но не мог, а только хватал воздух открытым ртом, время от времени то оглядываясь на спутника, то всматриваясь в смутно темнеющую дорогу. Удачей для них стала ясное небо – иначе бы не помогло никакое острое зрение и пришлось бы ночевать невесть как и где в промерзающей степи. Юноша сомневался, что поутру его спутник сумел бы подняться и продолжить путь, а бросить его было невозможно.
Кипреано приходилось тяжко, но на другой лад. Если поначалу он различал, где и как у него болит, то вскоре ощущения слились, и тело казалось одним сплошным сгустком боли, которая вспухала, так что он терял в ней себя, потом медленно откатывалась, сосредотачивалась внизу, не принося облегчения, но зато позволяя ощущать пробирающий до костей холод . Он пытался прижиматься грудью к лошадиной шее, но пользы от этого было мало, зато он едва не упал, потеряв равновесие. Если б не давняя привычка дневать и ночевать в седле, порой останавливаясь лишь ради глотка вина и смены лошади, он вряд ли выдержал бы.
Об этой проклятой богами ночи позже старались не вспоминать ни тот ни другой. Но добрались.
Проехав по пустым предрассветным улочкам, где лишь изредка раздавались звуки просыпающегося человеческого обиталища, а людей и вообще не было, Джиллеас остановил лошадей у потемневших от времени ворот, заплетенных толстыми хайговыми прутьями, дотянулся из седла через верх до запертого изнутри засова, и открыл тонко заскрипевшую калитку.
Дома. Только какой это теперь дом?
Но нет. Это его дом и у него гость. Надо позаботиться. Ирб бы так поступил.
Ближе к вечеру его разбудили негромкие голоса в соседней комнате. Он точно знал, что это не Ирб и его больше не будет, но не сразу понял, кто ж там тогда есть. С тяжелой головой и неотдохнувшим разбитым телом он слез с ложа – здесь все еще пахло тем, кто больше не вернется – и заковылял на звуки разговора.
Кипреано лэ Нагастиаль в неловкой позе сидел на его постели (Джиллеас и не помнил, почему и как выбрал, кто из них где ляжет спать), поджав под себя ногу, а второй упираясь в пол. Над его согнутой голой спиной наклонилась старуха-хозяйка, что-то размазывая по испоганенной пятнами кровоподтеков и ожогов коже, и приговаривая скрипучим неласковым голосом. Впрочем, движения ее руки были нежными и бережными, а Нагастиаль даже находил силы в промежутках между болезненными прикосновениями отвечать короткими уважительными репликами. Правда голос его звучал слишком чисто и выразительно, чтоб быть естественным, видно боль все же слишком давала о себе знать и заставляла контролировать каждый звук речи.
Заслышав шаги Кипреано начал оглядываться в сторону двери, но старуха что-то укоризненно буркнула и он замер, однако все же изогнул шею так, чтобы встретиться глазами с юношей и приветствовать его улыбкой.
- Благодарю, нэнна (матушка) , - сказал он чуть настойчивее и продолжил на степняцком наречии, произнося слова так отчетливо, что понял даже Джиллеас, - уже все, теперь нам бы покушать, а то сил не хватит шкуру нарастить.
Старуха покачала замотанной в блеклый платок головой, поставила плошку со снадобьем на табурет и принялась помогать надевать рубаху, которая была пошита явно в ту пору, когда Нагастиаль до лошадиной холки не дорос и притом на мужчину в полтора раза шире. Затем подхватила свою плошку и вышла мимо посторонившегося Джиллеаса, ободряюще погладив длиннопалой узловатой ладонью по его руке.
Таки встретились! Но уж как им эта встреча далась...Даже просто нормально обрадоваться друг другу не вышло, не до того....
интересно, бывают консультации мозгоправов он-лайн?
vnuchkamahno, спасибо, что не забываете нас)
Бывают. Он-лайн. Через у-мыл
- Дедушка Кипр, а как ты с дедушкой Джилом встретился?
- Ну, первый раз... гхм... мал ты пока ещё, внучок. А вот второй раз романтишнее был: валяюсь я в грязи, голый и полудохлый, а тут, значицца, деликатный деда твой как раз закончил кишки выпускать второму головорезу... Глянул он мне в глаза - и с новой силой вспыхнуло между нами чуйство прекрасное - любоф страстная!..
Эм... О чём это я? А! Это я за продолжение поблагодарить хотела.
А слешными кроссоверами - это вы запугиваете али заманиваете? Скрэт, а что получилось, напугать или заманить?
возвеселиться и возрадоваться разрешению проблем героев а вот тут и впрям обидеться впору...
чо, думаете на очередную гадость меня уже не хватит?
не, я еще могу... * отряхивает пыль с ушей*
Не надо обижаться, пожалуйста!! Это читателей плющило от радости
Мужчины дождались, когда ее шаги стихнут и закроется дверь. Джиллеас прошел к табурету, взял его и, передвинув к середине комнатки, уселся. Нагастиаль неловко поерзал и попытался опереться на руку, но передумал и предпочел вообще встать. Судя по ощущениям, что он испытывал сегодня, без трещин в костях дело не обошлось, а если б не оказалось ночью под рукой лекарства, он бы сейчас не знал, от чего вперед маяться - от лихорадки или диких болей в десяти местах разом. И так не сладко. Старуха-то, конечно, быстро поняла, что требуется человеку, который вот так выглядит, а вызвать у нее сочувствие он сумел довольно быстро, благо способности к языкам и дар обходительности ему не изменяли с малолетства. Правда, про гибель оружейника он пока промолчал, упомянув лишь о нападении разбойников. Но утаение правды - не совсем ложь…
- Вам… Тебе полегче? - неуверенно спросил его Джиллеас. - Ты можешь рассказать, как умер мой мастер?
- Конечно.
Он слушал с сухими глазами и ощущением, что внутри у него, там, где сердце, холодно и больно. Хотелось забыть об услышанном, потерять память, вернуть время вспять - лишь бы не знать…
- А… Джил, могу я тоже кое о чем узнать? - мягко обратился Нагастиаль, разбивая повисшую между ними тишину.
- Конечно, - не задумываясь, ответил юноша.
- Мне сказали, что ты… убил себя. Я встретил твоего бывшего господина и… поинтересовался твоей судьбой.
«Тесен же мир…» Рука Джиллеаса непроизвольно потянулась к груди - к месту, которое еще помнило о пронзительной и пронзающей боли.
- Все верно. Он сговорился продать меня в дом удовольствий, а я туда не хотел. И почти сумел зарезаться. Когда он понял, что продажа сорвалась, кинулся бить - так мне сказал Ирб. Потом хозяин… лэ Паротт уехал, сочтя меня мертвым. Только Ирб не поверил… - здесь у Джиллеаса запершило в горле и зажгло в груди, он сделал глубокий вдох и понял, что уже плачет. Как женщина заливается слезами, даже не пытаясь сдержать их. Он поднялся и почти на ощупь выскочил из комнаты, не заметив подавшегося к нему собеседника.
Постояв немного на терпко пахнущем осенью ветерке, он поплелся ухаживать за лошадьми, потому что утром только разнуздал да напоил их, сделав это не осознанно, а скорее по привычке. Кое-как угомонил жеребца, который то ли с голоду, то ли по причине дурного нрава уже принялся шпынять соседей по конюшне. А когда покончил с первоочередными хлопотами, в доме его уже ждала еда. Спасибо нэнне Патимэ, что принесла молока и каши, но уже сегодня надо придумать, что они будут есть завтра утром, чем лечить Нагастиаля, и самое главное - что ему делать теперь.
Кипреано поел через силу - горчайшие травяные отвары вкупе с лихорадкой, исподволь прорывавшейся сквозь действие лекарств, отбили вкус к еде. Чего бы он точно сейчас хотел, это как следует напиться, да чем-то покрепче, даже местный ойрак подошел бы вполне. Но он отлично понимал глупость этого желания и принудил себя думать о нуждах насущных. Не впервые он был в плену, и одни боги знают, который по счету раз едва не шагнул на Ту Сторону Мира, так что сумеет взять себя в руки и отбросить дурацкие страдания. Жив же. А те шакалята - мертвы.
- Ты позволишь остаться в этом доме, пока я не буду в состоянии продолжить путь? - спросил он у Джила. - Мастер приглашал меня остановиться на денек-другой, так что…
- Конечно, - мальчик поглядел не него с выражением неловкости, - что ж вы… ты спрашиваешь, оставайся, сколько будет нужно. Тебе надо подлечиться, отдохнуть, набраться сил. Ты меня не стеснишь.
- А болтать не будут? - напрямую спросил Кипреано. - Не сегодня-завтра начнут интересоваться, куда пропал хозяин и что в доме делает чужак. Или… не станут?
- Думаю, станут, - Джиллеас понял намек на лету. - И мне придется объяснить, что случилось. А тебе - подтвердить.
Последние слова он произнес совсем тихо и отводя глаза. Жестоко заставлять раненого и униженного человека рассказывать о его беде, но выходит, что иначе никак. Нагастиаль молчаливым кивком подтвердил согласие с его словами.
- Что ты станешь делать теперь? - спросил он, когда они покончили с трапезой и вернулись в комнату, которую Джиллеас уступил гостю. - Ты же остался один без мастера?
- Ох, не знаю… - Джилеас крепко зажмурился и замотал головой, став на минуту похожим на ребенка. - Рассчитаться с теми, кому мы должны… Я теперь должен, так? Но по расчетам записи есть, вот денег мало… Ирб ведь за ними поехал, купец тянул с отдачей. Но… послушай, что ты сказал тогда об Амирате?
- Знаешь его, - утвердительно произнес Нагастиаль. - Их поначалу было трое, но тот, кого называли Амиратом, уехал. За припасами. К дяде.
- Не знаю я… - растерянно пробормотал юноша. - Может, другой кто… То есть Амирата знаю, но не мог же он… - его лицо внезапно искривилось, голос сорвался, и Джиллеас, стремительно встав, вышел из спаленки.
Кипреано проводил его сочувствующим взглядом - мальчик по-прежнему вызывал нежность и желание хоть чем-то помочь. А чем он поможет сейчас? Тем, что будет залечивать в его доме последствия собственной нерасторопности и подъедать запасы? Он и так у Джила в долгу, без него живым бы выбрался вряд ли. Прихватил бы на Ту Сторону одного из разбойников, но и сам бы погиб.
Боги и демоны, до чего же он устал… Или это старуха добавила в отвар чего-то снотворного? Неважно. Кто спит - тот выздоравливает. Он вернулся на лежанку и заснул, едва сумев найти относительно удобную позу. И даже не почувствовал, как зашедший проведать гостя Джил прикрыл его одеялом.
Проснулся под утро, будто выспался лишку, как порой можно лишку съесть. Обычно Кипреано хватало одной ночной стражи на полноценный отдых - ложился под утро и вставал наравне со всеми. Это сейчас измотанное тело повело себя, как насильно завербованный солдатик - постаралось дезертировать хоть на ночку, раз уж насовсем нельзя. Сполз с ложа, осознав внезапно, как приходит старость - когда вставать с постели приходится в три приема, чтоб день не начался с приступа боли. Управившись с телесными потребностями, он прихватил в кухоньке кружку с водой и направился было в отведенную ему маленькую спальню, но что-то подтолкнуло его к дверному проему пошире, ведущему в комнату, где спал Джил.
Кипреано осторожно отвел свободной рукой тяжелую занавесь, благословляя про себя местный обычай вешать двери лишь там, где без них не обойтись.
Мальчик спал. Небо за окошком наливалось нежно-серым, а в спальне лежал коричневатый густой сумрак. Но Джиллеас на широкой постели, покрытой беленым холстом простыни, был виден удивительно четко. Темное тонкое покрывало сползло почти до пояса и обмоталось вокруг тела, делая длинные ноги на вид еще длиннее и подчеркивая разворот плеч, их уже не по-детски развитую мускулатуру. Кипреано даже показалось, что кожа на этих плечах чуть светится, как ночная фиалка во мраке.
Как же он хорош.
А подушек - две.
Иди-ка спать, Нагастиаль.
Он опустил руку, позволив занавеси упасть обратно, вздохнул, поморщился досадливо и побрел в отведенную ему комнату.
Почему я потерял тебя? Почему так нашел? Почему и кем я проклят?
Лег в постель - в Джилову постель - и внезапно понял, что окружающий его пряный аромат - это запах тела и волос Джиллеаса. И это все, на что Кипреано можно рассчитывать. Жить под одной крышей еще несколько дней, есть за одним столом, вдыхать этот запах и даже разговаривать. Но не касаться и не мечтать. Не смущать мальчика, не испытывать его великодушие и гостеприимство, не бередить себе душу.
Ты на десять лет старше и втрое старее, истрепанный и вывалянный в дерьме на его глазах, побывавший в десятках чужих постелей, обязанный ему жизнью и не успевший, когда он умирал…
Чего ты можешь ждать?
Не мешай ему оплакивать потерю. Залижи болячки и проваливай.