читать дальшеСаенхольд дернулся и, сморщившись, замер. Болит-то все же как… и как этим каждую ночь занимаются? Но на дальнейшие размышления времени не было, он в военном лагере и если сейчас не оденется и не поест, его погонят голодным и раздетым. Могут, с них станется.
Он принялся разыскивать свои вещи… Нашел, на минуту нахлынуло омерзение. Если штаны были всего лишь перекручены и измяты, то изорванная рубашка, покрытая красноречивыми пятнами отчетливо напомнила, как ее с него сдирали и что потом ею вытирали. Сначала – задницу…
Снаружи, судя по звукам, умывались. Надев штаны, он поспешил выглянуть из шатра.
Эстанис лэ Тиммерлен, и так немаленький, без рубахи показался еще крупнее. По широкой груди, путаясь в светлых волосках, сбегала упущенная струйка воды, на мощных белых плечах от каждого движения вздувались мускулы. Слуга, поливавший ему из ведра, уставился на парня.
Тиммерлен опустил полотенце и спросил:
-Умыться?
- Конечно. И где тут нужду справить?
- Берто! – гаркнул Тиммерлен, - отведи парня к ручью и поесть дашь. У тебя что – одеть больше нечего?
- В подводе, наверное, надо взять.
- И прихвати его вещи из подводы, – добавил Тиммерлен, кинув в Саенхольда полотенцем.
Они спустились к ручью. Там Саенхольд, решив, что скрывать особо нечего, стянул штаны и влез по колено в холодную воду, быстро ополоснул лицо и все, что ниже пояса. Капрал смотрел свысока, но хоть молчал. Парень вытерся сырым полотенцем и, уже натягивая штаны, заметил, что на него с ухмылками пялятся еще несколько солдат, пришедших к воде с ведрами и полотенцами. Да что он им, лемур в клетке? Саенхольд решительно подошел к глазеющим наглецам, буркнув: «Одолжи-ка» вынул из руки у одного гребень и принялся продирать спутанные после дикой ночи волосы. Отер расческу о штаны, подал владельцу.
- Себе оставь, у меня не последний, - пробормотал, пожирая взглядом Саенхольда, высокий губастый детина со светло-карими глазами навыкате и крупными кудряшками. Что он там углядел? Синяки и ссадины? Самое интересное все равно под штанами – там, кажется, от пояса до колен живого места нет.
Поднимаясь к лагерю, парень слышал, как пересмеиваются у него за спиной. Еще бы, весь в пятнах и хромает от боли в заднице. Или они это уже не над ним? Похоже так, уже огрызаются меж собой…
Он выбрал из тощей стопки одежды песочного цвета рубаху из крашеного холста, порылся в остальном… да и ладно, ему не на вечеринке плясать. А если осатаневшему Нагастиалю опять в голову ударит, то много одежды ему и не потребуется. И так закопают, если закапывать вообще станут. От этой мысли на душе стало совсем погано, и он поскорее спросил капрала Берто, что там насчет завтрака…в глотке саднило, но оставаться голодным он не собирался.
Пока они с капралом ели из одной миски – тому, похоже, было все равно, с кем есть – до Саенхольда долетели несколько отчетливых шуточек насчет горячего паренька, который с утра жопу холодной водой моет. Не прекращая жевать, он сделал неприличный жест в ту сторону, откуда доносились шутки. Капрал ухмыльнулся, кажется, одобрительно.
- Сиди тихо, подстилка! – не выдержал кто-то из шутников, но его не поддержали, а капрал тоже сделал жест, понятный и вполне приличный – показал огромный кулак.
- Берто, он и тебе уже дать успел? – заорали из веселой компании, - и как, рекомендуешь?
- Да после Берто бы он своими ногами не ходил!
- А может, привычный?
Кусок застревал в горле от злобы и обиды на всех, но тут веселье поутихло. Саенхольд поднял глаза и увидел стоящего в нескольких шагах Нагастиаля. У того было совершенно безразличное лицо, но его появления вполне хватило, шутники угомонились. Глядя на него Саенхольд испытывал раздражающую смесь ощущений – ненависть и восхищение. Опасный, мужественный, красивый и … отчетливо вспомнилась ночь. Боль и унижение. Саенхольд был достаточно умен, что бы понять – первопричина его бед не тут, а где-то в лесах, и он про себя послал проклятие Риккару. Он почему-то был уверен, что в иной ситуации его бы не тронули, это неутоленная жажда мести превратила тонкого изысканного аристократа во взбесившегося зверя.
Что б ты сдох, Риккар. А лучше оба вы.
Саенхольд вернул ложку капралу, поблагодарил и прихватил кусок хлеба. На дорогу. Вчера он не догадался поступить так же, и к вечеру был голоден, как волк зимой.
Нагастиаль еще разок окинул его взглядом вниз-вверх и ушел. Вскоре отряд начал выдвигаться.
Когда Дарти пропал, Кипрео в столице отсутствовал по делам службы. Вернувшись, он узнал, что брата ищут третьи сутки, и немедленно подключился к розыскам. Вот его поиски и дали результат. В отличие от остальной семьи Кипрео знал, где и кого спрашивать. А найдя, предпочел не оповещать о находке.
Даже пленных языков они убивали быстрее и милосерднее. А за что было мучить Дарти?
Риккар постарался замести следы, для королевского суда улик не было. Помощник министра, близкий родственник Вирийонов, спасая собственные позиции, обеспечил Риккару алиби.
Надо думать, когда Риккар кидал деньги на взятки, прикрывая последствия своей неосторожности, он не раз пожалел, что похитил Редьярта лэ Нагастиаля. Дешевле было купить дюжину мальчиков из простонародья и развлекаться в свое удовольствие. Но для Дарти это уже значения не имело.
Риккар, понимая, что за это похищение ему от семьи не откупиться, решил убить жертву, а перед этим натешился всласть.
Кипреано знал – Дарти до последнего рассчитывал на спасение, он же не бродяжка с улицы, его должны искать.
Кипреано знал - Дарти ждал его, но не дождался.
Капрал опять привязал Саенхольда к подводе, бросил туда же его вещи и велел залезать. Парень открыл рот, что бы сказать, что вчера шел сам, но тут же понял, что сегодня далеко не уйдет – полчаса дергающей боли при каждом шаге – это паршиво, но к вечеру он просто помрет.
- Если кто привяжется, когда меня рядом нет, ори погромче, - вполголоса сказал Берто и отошел, будто и не говорил ничего. Саенхольд тоже притворился, что не слышал ничего, нащупал сквозь холстину, покрывавшую подводу, место поудобнее и улегся. И под колесный скрип не заметил, как опять заснул.
Проснувшись, он даже не стал оглядываться на окружающих. Все те же ненавистные лица, один капрал не так сильно раздражал, да еще Тиммерлен, но им он тоже рад не был. Шлюшка из поместья валялась на другой подводе и периодически охала, ей, видно, тоже ночью скучать не пришлось. Ну, она-то сама увязалась, силой ее не тащили.
Ближе к полудню по случаю очередного ручья сделали совсем короткий привал. Капрал Берто, мрачный, куда менее приветливый, чем утром, отвязал от подводы конец бечевки и повел Саенхольда за кусты. Там он сунул в руки парню маленькую увесистую посудинку, заткнутую широкой квадратной пробкой, буркнув «Где болит, намажь, да поживее», отвернулся и принялся орошать кусты мощной струей.
Саенхольд спустил штаны и намазался жирной гадостью со смутно знакомым запахом трав и еще не пойми чего. Когда о тебе заботятся, надо ценить, но это вряд ли капралова забота. Опять, должно быть, Тиммерлен. Что б раньше времени не сдох.
Он успел умыться и попить на ручье, спросил у Берто, нельзя ли еще хлеба, но тот лишь головой мотнул. Ну и ладно…
Вечером капрал, накормив, опять привел его в шатер офицеров. Уже пьяный Нагастиаль окинул его взглядом, поинтересовался:
- Ну и как тебе мужская любовь? Сегодня повторим? – захохотал, а затем вытащил какие-то бумаги из сумки, сел ближе к светильнику и начал перебирать, не обращая более внимание на похолодевшего от страха парня. Потом добавил:
- А ведь ты понимаешь, это далеко не все, чем можно занять ночку, есть и еще развлечения… Вот доберемся в место, где можно снять домик с толстыми стенами, что б не побеспокоил никто. Я и ты… И, может еще Эстан, если согласится…
Он пристально вглядывался в лицо Саенхольда, впитывая его ужас.
- Почему… я? – выдавил из себя парень.
- А почему – он? – не очень понятно откликнулся Нагастиаль, минуту ждал ответа, не дождался и принялся вновь рыться в бумагах, прихлебывая прямо из бутылки.
Тогда Саенхольд понял – пора. Нечего морочить себе голову надеждой, его все равно прикончат, но можно это сделать быстро. И еще прихватить с собой Нагастиаля. Теперь нужно только выбрать момент, когда они уснут, вытащить кинжал у одного из них и ударить Нагастиаля в горло. Если в ребра – вдруг клинок застрянет, а в горло – это наверняка. Потом – себя, если успеет, а если не успеет, его все равно сгоряча убьют. И все кончится.
Сначала он даже смог убедить себя, что происходящее с ним – не позор, а невзгоды плена, как побои или пытки. Не он в этом виноват. Но оказалось, для него все кончится только смертью, поганой и долгой. Забыть обо всем и жить дальше ему не позволят.
Нет уж.
Сегодня он будет послушным и если надо - старательным. Надо постараться, что бы его сильно не измучили, сохранить силы и заполучить один из клинков, которые офицеры не снимают с поясов. До остального оружия добраться сложнее, да и неудобно им будет в шатре орудовать. Он слегка улыбнулся, пользуясь тем, что на него не смотрели. «Мы оба сегодня умрем».
Войдя в шатер Эстанис ожидал ощутить все ту же напряженность, что и прошлым вечером, но как ни странно, спокоен был не только крепко поддавший Кипрео, безмятежным выглядел и Саенхольд. И это было немного… неестественно.
- Саенхольд?
- Что, господин лэ Тиммерлен?
- Ладно, спи…